МЕСТО, ВОЗРАСТ И ДАТА РОЖДЕНИЯ
22/03/1993, 22 года; Бронкс, Нью-Йорк
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Безработная
ФЕЙРУМНОСТЬ
Бета-фейрумная
СВОЙСТВО 
Тактильный гипноз

---

БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ
Марко Эстевес Гарсия — отец, мёртв;
Кимберли Таннер — мать, 40 лет, медсестра, проживает в Нью-Джерси;
Джессика Таннер — младшая сестра, 11 лет, живёт с матерью;
Энкарнасьон Гарсия Морено — бабка по отцу, мертва.

НАВЫКИ И УМЕНИЯ
— билингвальна;
— обладает прекрасной памятью;
— умеет водить машину, хоть и не имеет прав;
— в подростковые годы всерьёз занималась танцами;
— легко выдумывает небылицы и обожает рассказывать истории, выдавая их за чистую монету.
ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
Манола родилась в одном из латинских кварталов Бронкса. Отца девочка не знала и, успев в детстве наслушаться материных сказок, лишь в сознательном возрасте столкнулась с правдой. Не самой приятной правдой, заключавшейся в том, что сгубил Марко Эстевеса отнюдь не несчастный случай, а привычная до поры доза героина. История у молодой семьи была не самой радужной: мать родила Манолу, когда ей едва исполнилось семнадцать, после чего, вынужденно переложив ответственность за младенца на плечи бабки, попыталась окончить школу, кое-как сдав экзамены в выпускном классе.
Однако жизнь налаживаться не спешила: высшее образование Ким не светило, пришлось вертеться на двух работах. Воспитанием ребёнка занялась "старая карга" Чонита. Особой любви между невесткой и свекровью отродясь не бывало. А всё оттого, что Кимберли считала старуху "малость не в себе", в то время как та, ни капли стесняясь, винила во всех бедах "чернокожую шлюху". Так что, будучи несмышлёным ребёнком, Манола частенько оказывалась меж двух огней, предпочитая в такие моменты прятаться за бабкиной юбкой. И тогда мать попросту хлопала дверью, уходя ночевать к очередному приятелю.
Всё её детство прошло в крохотной квартирке, где пахло кукурузными лепёшками из закусочной напротив и чадом ароматических свечей. У Чониты, которая называла себя bruja blanca — "белая ведьма", их было не счесть. Витые, разноцветные — для каждого ритуала существовали свои правила. Будь то снятие порчи с годовалого bebé или лечение соседкиного мужа от запоя. Всё увиденное маленькая Манола впитывала, как губка, и неудивительно, что уже в начальной школе взялась предсказывать одноклассникам судьбу за четвертак. Впрочем, все попытки самостоятельно заработать обернулись крахом после первых же жалоб родителей. Получив от бабки пару увесистых оплеух, Манола поняла, что ей просто необходим другой бизнес-план.
Кимберли к тому времени окончила сестринские курсы и покоряла карьерные высоты в одном из госпиталей. А заодно покорила и сердце доктора Портера. Тони — как он просил себя называть. Но так уж случилось — быть может, благодаря воздействию всё той же Чониты, — что Манола с Тони не сумели найти общий язык. Того вскоре перевели в Нью-Джерси, и Ким укатила вместе с ним. А ещё спустя год у Манолы родилась сестрёнка, с которой она виделась всего пару раз. Редких телефонных звонков было вполне достаточно, и со временем она перестала скучать по матери, принимая положение вещей за данность.
Годы шли, и подростковые причуды брали своё: пирсинг, уличные танцы и новые компании друзей. Никто не запрещал Маноле заниматься тем, что приходило в голову. В учёбе она звёзд с неба не хватала, но, несмотря на это, обладала живым воображением и той самой хваткой, что помогала удачно обращать дела в свою пользу. Однако острых ощущений всегда не доставало. И тут Манола решила положиться на связи, приняв предложение одного из дружков — Нико, вместе с которым впервые оказалась в Фейрумтауне.
До этого ей не доводилось встречать фейрумных — чуму нового века, как не стеснялись называть попавших под действие наркотика заголовки газет. Однако с каждым годом эта "чума" становилась всё масштабнее, прокатываясь по Нью-Йорку, и совладать с любопытством было ох как непросто. Перед ней предстал совершенно иной Бронкс: "изнанка" — так полушутя называл Нико кварталы, где грязь и нищета соседствовала с огнями неоновых вывесок и громкой музыкой подпольных клубов. В одном из таких заведений она и встретила своего "благодетеля", пока дожидалась друга у барной стойки.

— Не видел тебя здесь раньше, — белый парень, симпатичный, но во взгляде что-то настораживает, и она убирает руку.
— Я тут не одна, — Манола пытается разглядеть Нико за чужими спинами, но тщетно. Впервые за вечер она чувствует неловкость и тревожное тянущее чувство внизу живота. Идея заполучить желанный фейрум уже не кажется столь привлекательной — будто голос старой Чониты звучит в голове, напоминая о судьбе отца, связавшегося с наркотиками.
— Да брось, — акулья улыбка становится шире, когда он наклоняется вперёд, - мы оба знаем, зачем ты здесь. Я могу предложить кое-что бесплатно.
— Неужели? — чуя подвох, Манола делает попытку подняться, но чужие пальцы сжимаются на предплечье.
— Идём, — всего одно короткое слово, и она шагает за ним покорно, словно овца на привязи. Даже несмотря на то, что часть сознания леденеет от страха и настойчиво требует бежать... Так Манола впервые пробует свойство на собственной шкуре.

Последующие недели стали худшими в её недолгой жизни. Вначале были проклятия — в адрес самой себя, подлеца Нико и незнакомца, которого она больше никогда не видела, — и всепоглощающий страх повторить судьбу матери, залетев в шестнадцать лет. Про фейрум Манола и думать забыла — до тех пор, пока люди рядом с ней не начали вести себя странно, стоило их только коснуться. Не сразу, но всё же ей удалось понять связь между собственными словами и их последствиями. Так жизнь Мануэлы Эстевес перевернулась вверх дном, и некому было помочь справиться с новообретённым даром, окромя Чониты, которая, узнав обо всём, молча протянула внучке "подарок". Пылившиеся в комоде старомодные батистовые перчатки, доходящие почти до локтей. И Манола держалась, постепенно привыкая к свойству. Лишь один раз она перешагнула границу — прямо перед выпускным.

...Зеркальные двери торгового центра бесшумно сходятся за спиной, и людской поток подхватывает Манолу, унося в направлении Третьей авеню. В руках она крепко сжимает пластиковый пакет с вечерним платьем. В таком она точно станет королевой бала — иначе и быть не может. В момент триумфа ей совершенно не жаль бедняжку на кассе, которая вынужденно пробила ей липовый чек. Она довольно плюхается на переднее сидение такси и касается руки водителя.
— Поезжай до угла 149-ой, — на губах сияет улыбка, и, уже давя на газ, парень улыбается в ответ. Впервые за долгое время Манола чувствует какое-то неправильное, порочное удовлетворение от собственного дара. И, несмотря на крошечную червоточину вины, это чертовски приятно.- - -— Pequeña perra!* — Чонита бьёт её наотмашь по лицу, и во рту появляется неприятный металлический привкус. Щека горит огнём. Манола глядит на бабку снизу вверх, скорчившись на колченогом стуле, и после очередного ругательства не выдерживает. Пальцы ловят на лету сухое запястье.
— Хватит! Сядь и замолчи! — глядя, как старуха оседает прямо на пол, где стояла, Манола себя почти ненавидит. Вылетая из кухни, она громко хлопает дверью. Ступеньки под ногами расплываются от навернувшихся на глаза злых слёз. Почему, чёрт подери, она не может просто иметь то, что хочет?..

*Маленькая дрянь! (исп.)

Ночь выпускного она встретила в больнице, куда отвезли Чониту с сердечным приступом. И несмотря на укусы совести, не сомкнувшая глаз Манола ощутила горькую иронию: будто бабка ценой собственной жизни поставила в их споре заключительную точку.
Вскоре она продала опустевшую квартиру и перебралась но новое место. Поступать в колледж или искать работу Манола не видела смысла. Она могла без труда достать деньги — главное было знать меру. Это поначалу она мечтала о жизни в шикарном особняке и даже подумывала найти себе миллионера помоложе, чтобы исполнял любые капризы. Но чем больше новостей о преступлениях фейрумных потрясали Нью-Йорк, тем яснее она понимала — лучше продолжать оставаться на дне, если не хочешь угодить за решётку. Или куда они там отправляли особо опасных — на опыты? Не суть важно. Со временем она начала понимать, что возможности простирались гораздо дальше, нежели привычное мелкое мошенничество. Подобное свойство могло бы привести к ужасным последствиям, задайся она целью совершить теракт или развязать войну. О да, она частенько представляла себе наихудшие сценарии, продолжая играть в нью-йоркского Робина Гуда. Брала только у состоятельных мистеров в отутюженных пиджаках или у богатеньких девочек, пока те вышагивали от салона красоты до дверцы автомобиля. Ограничивалась, как правило, двадцатками — ради такой мелочи никто не побежит в полицию. Да и вряд ли вспомнит шуструю девицу, проглоченную толпой.
Время от времени бывала в Фейрумтауне. Со старыми друзьями Манола избегала встреч, а новые полезные знакомства были нужны, как воздух. Разве что действовать она предпочитала осторожно, не болтая зазря о собственном свойстве. Это было сложно - словно балансировать на тонкой грани, но, видимо, удача стала благосклонной подругой, раз до сих пор ей это удавалось.

---

СВЯЗЬ С ВАМИ	КАК ВЫ НАС НАШЛИ	ПЛАНЫ НА ИГРУ
skype — of_rust_and_bones	LYL	Готова участвовать в квестах, да и в целом найти полезное применение свойству.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Биографический очерк. Вот что ей нужно теперь написать – всего лишь «биографический очерк», отстранённый и безличный – нет, не так даже, – бездушный, всё равно что пепел вместо слов на поверхности газетного листа. Сухие строки, лишённые сочувствия и сожаления, ведь кто в здравом уме решится сопереживать убийце, отправившему на тот свет десятки людей? Кто ещё, кроме неё?..
Казалось, каждый новый шаг отдавался в голове тупой болью. Усталость накатывала постепенно, словно волны прилива, что бились о берег, заставляя её покачиваться в своей самодельной лодочке, прохудившейся от разрушительного столкновения с правдой. Сколько времени она провела без сна, без малейшей передышки, что позволила бы собрать ускользавшие мысли воедино? Без искренней поддержки и слов утешения, на которые мог надеяться любой другой, оказавшись на её месте. Но было ли это важно, в самом-то деле? Единственное, что продолжало толкать её, Карен Пейдж, вперёд, – это неоплаченный долг. Последний долг, который она обязана была вернуть Фрэнку Каслу.
Она ведь и впрямь собиралась сдаться. Опустить руки и отказаться от статьи после всего увиденного. Пирс на 41-ой стал своеобразной чертой, за которую её вытолкнули совершенно бесцеремонно, заставив поверить в то, что вот он, конец истории, который уже никогда не станет счастливым, как ты ни старайся. Не стоило лезть из кожи вон, глупышка Карен, не стоило рисковать собственной шкурой, пытаясь докопаться до истины, до памяти, до самой сути, потому что в конечном итоге всё это и ломаного гроша не стоит. А жизнь в очередной раз горько посмеялась, больно стукнув её носом о закрытую дверь, будто в наказание за самонадеянность.
Рейес, Кузнец, Каратель – все они теперь были мертвы. И с каждым разом, что Карен произносила это вслух, слова становились чуть более реальны. Слова, имена, прозвища – лишь они в конечном итоге и останутся жить в людской памяти, пока не сотрутся навсегда, окончательно канув во тьму былого. Вспомнят ли спустя годы о трагедии Фрэнка Касла? Будет ли жить правдивая история любящего мужа и отца, после того как горожане перестанут судачить о массовых убийствах в Адской Кухне? Именно ей предстояло ответить на эти заведомо безнадёжные, как решили бы многие, вопросы.
Больше некому, и Карен это понимала.
Она сказала Эллисону правду – там, в офисе «Нью-Йоркского Вестника». Однако то была не вся правда, и вопрос его по-прежнему крутился в голове, как заевшая пластинка. «Почему ты так сильно печёшься о Фрэнке Касле? Почему, Карен?» Ответов было много, и не один в полной мере не мог описать то, что испытывала она в глубине души, глядя на полыхавшее у пристани судно, на проносимые мимо тела, с ужасом ожидая увидеть среди них знакомые черты, искажённые пламенем.
Потому что ей было не всё равно. Мало кому она могла поведать об этом откровенно, но каждый человек, входивший рано или поздно в жизнь Карен, оставлял в ней свой, особенный след, и, что греха таить, грубая и незатейливая метка Карателя врезалась слишком глубоко, оставив за собою горечь и нечто сродни чувству вины.
Потому что она обязана была найти правильный путь, но вместо этого ошибалась раз за разом. Ошибалась в самом Фрэнке. Судебный процесс, в который она окунулась с головой, служил тому наилучшим подтверждением. Она лишь думала, что понимает его какой-то частью разума – быть может, той, что была ответственна за смерть Джеймса Уэсли, – а на деле… на деле всё вышло иначе. Наверное, Фрэнк был для неё чем-то вроде минного поля, по которому она ступала осторожно, как только могла, но в итоге один неверный шаг был допущен, и всё полетело к чертям. Не первый раз уже Карен теряла того, кому стремилась помочь всей душой, но на сей раз она поступит правильно. Использует последний шанс рассказать людям правду.
Позволить им поверить.