ВОЗРАСТ И ДАТА РОЖДЕНИЯ
43 года, 11 августа 1972
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Бывший глава чикагской преступной банды, приехал покорять Нью-Йорк
ФЕЙРУМНОСТЬ
Нет
АРТЕФАКТ 
Небольшой терьер с зубодробительно неоригинальной кличкой Счастливчик, обладающий тритмокинезом: способен вылечивать мигрени и останавливать небольшие кровотечения хозяина, себя лечить не может

---

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
[indent] Запомните это лицо. Если этого человека не придушат в тёмном переулке за очередное неосторожное слово, он обретёт такую власть на улицах Нью-Йорка, что не успеете и глазом моргнуть, как ваших родных пустят на фарш. Медленно. На ваших глазах.
[indent] Сеять разрушение для Густаво – такая же привычка, как чистить зубы по утрам. Разве что она приносит ему истинное удовольствие. Сеять разрушение для Густаво – уже одержимость. Всё или ничего. Здесь и сейчас. Для Густаво не существует компромиссов, промежуточных вариантов. Со стороны он кажется отбитым на голову и отмороженным, и это притягивает к нему всё больше последователей. Его власть растет, хотя он осел в Нью-Йорке всего пару месяцев назад.
[indent] Остатки контроля в Густаво ещё поддерживает любовь к дочери. Маниакальная, неконтролируемая, порицаемая обществом, но прочно засевшая в подкорке. Это не любовь отца к дочери, а нечто другое: как только Густаво увидел повзрослевшую дочь после двенадцати лет разлуки, он вышел за рамки дозволенного и теперь упивается безумством, ведущим их обоих прямиком в пропасть. По пути Густаво испытывает Монику на прочность жестокими методами воспитания, но она оказывается крепким орешком и сама до ужаса напоминает отца с его страстью к запретному и ненормальному.
[indent] Узнав о талантах Моники к варке фейрума (именно она оказывается тем самым фейрщиком, который готовит фейрум с более сильными и долговременными свойствами), Густаво понимает, что у него в руках золотой ключик, который откроет ему все заветные двери. Стоит только правильно его использовать, что он и собирается сделать. Он не отдаст гениальность своей дочери на растерзание этим нью-йоркским преступным стаям, жадным до наживы.

---

СВЯЗЬ С ВАМИ	КАК ВЫ НАС НАШЛИ	ПЛАНЫ НА ИГРУ
Скрытый текст: Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.	Реклама	Понервировать существующие банды, поломать дочь, сдохнуть как-нибудь покрасивше

ПРОБНЫЙ ПОСТ

[indent] Корветт тормозит перед стоп-линией. Красный. Я сегодня законопослушный гражданин, и пусть никого не смущает пара сумок, битком набитых оружием и ящик гранат в багажнике. Это так — мелочи. Ручная кладь; взял в дорогу, на всякий случай. Караван из трёх длинномеров и шестёрки машин сопровождения ещё в пути. Корветту, наверное, уже давно полтос стукнул, но он бодр и свеж. Надежный, послушный. Почти полторы тысячи километров — от базы в Чикаго до Нью-Йорка — без единой накладки. Караван остался позади на день пути — под присмотром Чеда. Если он не конченный придурок, то понимает, насколько важно доехать без лишних проблем. Понимает, что на новом месте мне нужен новый зам. А я не имею привычки разбрасываться такими предложениями.
[indent] Светофор загорается зелёным. Я убираю ногу с тормоза и подавляю в себе желание втопить педаль газа в пол и свернуть налево — за тем мудаком на седане, который решил проехать перекрёсток на свой красный и вполне мог бы протаранить бочину Корветту, если бы я стартанул раньше. Сжимаю руки на руле и убеждаю себя в том, что у меня есть, мать её, цель. Корветт скользит в потоке свежих иномарок и жёлтых такси, приковывая к себе заинтересованные взгляды. Раритет.
[indent] Нужный адрес находит навигатор. Я останавливаюсь у симпатичного двухэтажного дома на несколько квартир и, захватив с пассажирского сидения так любимые Амелией белые лилии, иду к двери. «Паркеры». Звоню. В двери появляется растрёпанный и заметно располневший Донни. Секундное молчание. Мы обнимаемся. Я не узнаю в добродушном на вид толстяке своего вернейшего соратника, который однажды на моих глазах до смерти забил шлюху. Когда та сказала, что беременна.
[indent] — Ты совсем не изменился, Густаво, — усмехается он с какой-то грустью.
[indent] — Не скажу того же.
[indent] Мы заходим в дом. Откуда-то из недр квартиры выплывает Амелия. Она постарела, и знает об этом. Она уже не так красива, как раньше, и знает об этом. Я вспоминаю, как когда-то трахал её, пока Донни мотался по Чикаго, разбираясь с нашими конкурентами. Она принимает лилии и благодарит меня. Она помнит тоже.
[indent] — Моника, наверное, скоро вернётся, — произносит она.
[indent] И улетучивается куда-то, кажется, на кухню. В прихожую выбегает маленький пацан. Я ему улыбаюсь. Он пятится обратно. Смышлёный. Донни словно читает мои мысли, усмехается. Двенадцать лет прошло, он не похож на себя, но мне знакомо то чувство, которое он зарождает во мне одним своим присутствием. Надёжность. Мне не хватало его первые два года, когда он решил переехать подальше от города, где убили мою жену и чуть не убили его.
[indent] — Ваш?
[indent] — Почти.
[indent] Значит, Амелия так и не оправилась от пули, которую тогда поймала. Мне жаль. Я хлопаю друга по плечу. Он качает головой.
[indent] — Он хороший пацан. Очень привязался к Монике.
[indent] Мы проходим на кухню. Неказистый ужин за небольшим круглым столом возрождает приятные воспоминания. Мы вспоминаем прошлое. Мы говорим о настоящем. Я рассказываю о планах на будущее. Я убеждаю их в том, что скоро в этом городе не останется человека, который мог бы тронуть их семью хоть пальцем. Боятся, что повторится Чикаго, но верят.
[indent] — Мам, пап?
[indent] Я сижу спиной ко входу на кухню, и потому мне приходится обернуться на мелодичный девичий голос. Я невольно вспоминаю дочь — пятилетнюю, тогда мы виделись в последний раз. Донни присылал фотки, которые я постоянно терял. Я чувствую ревность. Её «пап» обращено не ко мне. Я понимаю, что глупо винить Донни. И виню его.
[indent] Я оборачиваюсь и вижу перед собой… Беллу. Нет. Я выдыхаю. Моника. У нашей дочери лицо её матери. Прекрасно.
[indent] — Ну, здравствуй.